В 1929 году издательство «Молодая гвардия» выпустило его книгу очерков о Сахалине. Называлась она – «Сахалин после Чехова и Дорошевича».
В 1967 году редакция газеты «Красное знамя» обратилась к М.Поляновскому с просьбой поделиться впечатлениями об увиденном на Сахалине 40 лет назад. Так, 16 мая 1967 года вышла интересная статья.
… Мне казалось, что сорок лет – срок бесконечно долгий. Но вот пришло письмо из редакции сахалинской газеты, напомнившее о том, что одним из моих бесконечных корреспондентских рейсов была поездка на Сахалин. Да, это действительно так. И осенью нынешнего юбилейного года исполнится ровно 40 лет с тех пор.
Редакция просит написать воспоминания. Что, мол, вам, «первому советскому журналисту, побывавшему на Сахалине и написавшему свои впечатления о нем» (так было сказано в предисловии к моей книжке), запомнилось о наших краях.
Прежде всего – путь на Сахалин. Сейчас это – не проблема. Самолет вас доставит на Сахалин – и весь разговор. Но тогда, в 1927 году, сколько на это потребуется времени – никто не мог сказать.
В Николаевск-на-Амуре я прибыл речным пароходом. Там стоял под погрузкой китайский пароход «Син-пинг-ан», арендованный Совфлотом, которому не хватало своих судов. Через сутки он должен был отправиться на Сахалин. Мне повезло. Через несколько суток плавания «Син-пинг-ан» бросил якорь на расстоянии версты от залитого солнцем Александровска.
…Неужели с тех пор миновало 40 лет? Передо мной лежат на столе те самые блокноты, которые побывали со мной на Сахалине. Из них, из этих торопливо записанных карандашом строчек, появились потом сахалинские очерки, возникла книжка. Она также у меня под руками. Все это дает толчок моей памяти, а фотоснимки напоминают увиденное.
Вспоминаю, с какими трудностями добрались мы с борта парохода до Александровска, о котором Дорошевич писал: «Александровский пост – «столица» острова, где находится самая большая тюрьма, где сосредоточена «самая головка каторги».
Что же я увидел в августе 1927 года в Александровске, недавно ставшим советским. Было воскресенье. Местная молодежь (40 лет назад и я числился в ее рядах) высыпала на площадь поиграть в футбол. На этой площади была каторжная тюрьма, тот самый «централ», который сожгли в 1905 году. Площадь была названа в честь дня восстановления Советской власти площадью 15 Мая 1925 года.
Здесь находилась небольшая трибуна, в дни праздников на этой площади проходили парады, демонстрации и митинги.
Мне подумалось: «Всего лишь тридцать лет с небольшим здесь проходил Антон Павлович Чехов, а потом Влас Михайлович Дорошевич, прозванный «королем русского фельетона». И что видели они тогда здесь? Быть может, на месте трибуны стояла «кобыла», на которой палач Комлев порол каторжан, в том числе и женщин.
На главной улице – имени Дзержинского – не было ни одного магазина. Лишь одно единственное предприятие разместилось здесь в фанзе с самодельной вывеской на русском и японском языках. «Парикмахер Тазири» – было написано на ней. Я в тот же день стал клиентом японского парикмахера. Ведь 40 лет назад не было электробритв.
Над рекой Дуйкой построили новый мост. Дальше – деревянные дома с красными вывесками: Дом крестьянина, Сахалинский кооператив, Редакция газеты «Советский Сахалин», Клуб пограничников, Межсоюзный клуб с единственной на острове киноустановкой.
По случаю воскресенья и хорошей погоды киноаппарат вынесли в летний сад (бывший губернаторский) и там показывали фильм. В саду имелись приспособления для физкультурников и небольшая площадка для детских игр. А самое главное – улицы, сад и окна домов вечером осветились электричеством. Этого не видел на Сахалине А.П.Чехов. Описывая приезд генерал-губернатора в Александровск, он сообщал, что главная улица, «украшенная по обе стороны разноцветными флагами», была освещена плошками.
Для Александровска крупным событием являлось – летом – прибытие парохода, останавливавшегося далеко на рейде, а зимой – собачьего поезда. Каждый пароход привозил сюда новых людей – переселенцев, а их-то и не хватало обильному богатством, но бедному людьми острову.
Мне припомнилась поездка в первый на Сахалине дом отдыха, открытый на бывшем угольном руднике, когда-то разрабатываемом каторжанами.
В шести километрах от Александровска в Половинке профсоюзы открыли дом отдыха и выдавали рабочим бесплатные путевки. Иные отказывались туда ехать. Не доверяли.
– Пустят пожить в дом отдыха, а потом начнут высчитывать из жалованья за каждый день. Да еще неизвестно, сколько заломят…
Слова «зарплата» на Сахалине тогда не знали – ведь он всего два года был советским. Говорили – «жалованье» – по старинке…
Нашлись смельчаки – поехали отдыхать в Половинку. Там неплохо кормили, опрятно содержали, устроили пляж на берегу Татарского пролива. После этого, убедившись, что страхкасса за содержание ничего не высчитывает, в дом отдыха потянулись люди. Даже рабочие угольных и нефтяных концессий, имевшихся тогда на Сахалине, старались попасть в Половинку на отдых.
Впервые об этом сахалинском курорте меня попросила написать местная газета, которую редактировал Н.Лебедев. Запомнился мне и первый визит в редакцию, над столом секретаря редакции висел плакат: «Здесь принимается подписка на газету «Советский Сахалин».
Плакат, как плакат, но вот что поразило меня. Он был обвит ржавыми кандалами, а над ним висела электролампочка. Я немедленно его сфотографировал. Кандалы напоминали о бывшей каторге. Электричество было принесено на остров новым советским строем.
Конечно, в 1927 году еще обитали на Сахалине люди, помнившие каторгу, бывшие поселенцы, встречались и бывшие каторжники, утратившие всякую связь с материком. У них не осталось там родных и близких, а к острову они привыкли и остались на нем. Встретился мне старик, запомнивший «господина доктора Чехова».
В моем блокноте, среди сахалинских записей, обнаружилась любопытная беседа с первым заведующим островным отделом народного образования. На острове уже тогда было 25 школ.
– Можно бы открыть еще, да где взять учителей? – говорит заведующий.
Дети местных народностей (их называли когда-то «туземцами») были сплошь неграмотны. Родителей уговаривали отдавать детей в школы или посылать учиться в школы-пансионы на материке. Соглашались с трудом.
Заведующий отделом народного образования рассказал мне такую историю: семья нивха Чурки, жившая в стойбище Виски, никогда не выезжала за пределы острова и не видела города большего, чем Александровск. Старшему сыну Чурки завнаробразом предложил, вернее уговорил его поехать в Ленинград на учебу в Институт северных народностей. Парень дал согласие, но отец запретил. Заведующий начал обрабатывать старика Чурку. Тот сказал:
– Если новое охотничье ружье мне дашь – отпущу сына.
Пришлось добывать деньги, покупать ружье для старого нивха.
От сына Чурки стали приходить письма. Самое большое впечатление спервоначала на парня произвел цирк, он чуть было не решил стать цирковым артистом. Потом письма стали содержательнее, серьезнее. Сын Чурки сообщил, что он с профессором Штейнбергом занялись разработкой нивхской азбуки. В своих письмах он делал приписку: «Всем нашим слушать». И жители стойбища слушали.
На свой родной Сахалин приехал на каникулы молодой Чурка, затем вернулся в Ленинград не один. С ним вместе отправился учиться в институт еще один юноша из стойбища. На этот раз не пришлось компенсировать его отца ружьем.
…Спокойствие запомнившегося мне воскресного вечера изредка нарушали пьяные выкрики. Они доносились из зарешеченного окна милицейского участка. Там буйствовал посаженный до вытрезвления молодчик.
– Разоряется. Вышлют его на материк. – И действительно – выслали. Об этом я узнал вскоре в редакции местной газеты, где мне сказали, что хулиганов и пьяниц высылают во Владивосток отбывать наказание. В Александровске не держали даже осужденных на год. И это на земле, где раньше была одна из страшных тюрем!
… Спустя 20 лет после моей поездки на Сахалин в журнале «Знамя» появилась статья Л.Рубинштейна, в которой он писал:
«По книгам М.Поляновского, П.Слетова и В.Канторовича видно, как постепенно оживает «далекий остров». Очерки М.Поляновского написаны через два года после того, как ушли японские оккупанты. Там все еще дремлет. Газета на острове «самая молодая и самая дорогая в СССР». Электролампа считается редкостью. Зимой действует «собачья почта». Нивхи не признают медицины…».
Я сейчас привел эти строки из журнала «Знамя», перечитал снова написанное мною и заметил, что слишком часто встречаются в этом очерке (да и в моей книге тоже) слово «первый», «впервые», «первая». Но ведь так оно и было в самом деле.
Сокровища Сахалина впервые стали разрабатываться по-настоящему лишь в советское время. И нефть, и уголь, и рыбное хозяйство, и лесная промышленность, и звероводство вышли из той кустарщины, в которой пребывали долгие десятилетия. Культура, образование, кино и театры появились здесь впервые при Советской власти. А железная дорога внутри острова, а многоэтажные дома, воздушное сообщение…
Я не был на Сахалине с 1927 года, но все это увидел в предмайские дни, не выезжая из Москвы, у себя дома по телевизору. В одной из передач «Клуб кинопутешественников» показали фильм, снятый местным оператором В.Привезенцевым. Лента запечатлела различные места Северного Сахалина. Я пытался уловить хотя бы некоторые знакомые мне по былым годам черты. Какое там!
Среди многоэтажных домов не удалось приметить каланчи, которая была прежде видна отовсюду. Она возвышалась над немногочисленными одноэтажными домами островной «столицы». Быть может, ее снесли или сама рухнула, а может, заслонили ее фундаментальные жилые и прочие здания.
Полагаю, что сохранился деревянный одноэтажный дом, в котором проживал Антон Павлович Чехов.
В 1927 году на нем не было еще мемориальной доски. Жил в нем служащий местного финотдела. Он предоставил мне приют в этом домике, дал возможность сфотографировать большую светлую комнату, где жил А.П.Чехов…
… Да, мне казалось, что 40 лет – срок бесконечно долгий. Они пролетели очень быстро. И когда я увидел на экране преображенный остров, вспомнились строки А.П.Чехова из книги «Остров Сахалин»:
«Уезжал я с большим удовольствием. – Я стоял один на корме и, глядя назад, прощался с мрачным мирком, оберегаемым с моря Тремя братьями».
Если б Антон Павлович дожил до наших дней и вновь посетил тот же Александровск, он увидел бы совсем другую картину. Ту самую, что пророчил некогда своему родному – Таганрогу.
Глядя в будущее этой неказистой провинции, Чехов написал о ней то, что вполне подошло бы ко всему облику нынешнего Сахалина:
«… все изменится точно по волшебству. И будут тогда здесь громадные великолепнейшие дома, чудесные сады… замечательные люди…»
(газета "Красное знамя" от 16.05.1967 № 96, стр. 2-4).