И снова о наших долгожителях
Статья3 апреля свой 91-й день рождения отпраздновала еще одна наша жительница – Мария Федоровна Янкина. К сожалению, нам не удалось с ней встретиться лично, но на помощь пришла Татьяна Константиновна Добродомова – председатель Совета ветеранов, которая охотно поделилась с ранее записанными воспоминаниями Марии Федоровны.
«Родилась я в Мордовии, село Сабаево. Жили мы впятером – мама, папа, старшая сестра, брат и я. В 1938 году наша семья, в связи с переводом отца на другую работу, переехала в Москву. После переезда, из-за незнания русского языка, мне было очень тяжело, поэтому в школу я пошла с 9 лет.
Когда началась война мне было 10 лет. Летом 1941 года нас с сестрой отправили на отдых в родное село к бабушке с дедушкой. Когда мы ехали в поезде, в купе зашел мужчина и сказал, что началась война. Все затихли сразу, а я спросила: «Дядя, а что такое война?». «Эх, дочка, – ответил он, – не знаю уже теперь, что с вами вообще будет».
Добрались до места, а там вой и плач, провожают мужчин в армию и нам уже совсем были не рады. Отца тоже забрали на фронт, и мама с братом эвакуировалась из Москвы к нам в село. И началась страшная, голодная наша жизнь в полной нищете.
Мама все, что можно продавала, чтобы нас как-то прокормить. Нам с братом по карточкам выдавали по 400 гр. хлеба, и это было на всю семью. Брат плачет, просит хлеба, и я отдавала ему свой хлеб, а сама от голода опухла вся, лежу под божницей, помираю.
А рядом жила соседка, очень хорошая женщина – сердобольная, зарубила свою последнюю курицу, сварила бульон и с ложечки меня отпаивала. И ведь выходила.
Надо сказать, что во время военного лихолетья, люди сплотились, помогали друг другу, чем могли. Как только я мало-мало поправилась, стала работать в колхозе. Поля были очень большими, удобряли их золой, которую собирали зимой. Пололи картошку, овощи всякие, поливали все. Помню, пошли мы, дети, в лес, а перед нами вдруг выскакивает заяц. От страха замирает, а мы, все опухшие от голода, еле на ногах стоим, сил нет наклониться и схватить его – ведь это еда, так что заяц от нас убежал, а мы, дети, – рассмеялись, ведь несмотря ни на что ситуация показалась нам комичной.
Когда мне исполнилось 13 лет, стала вместе со взрослыми жать рожь серпом, потом молотили. Нормы были большими, зато во время жатвы и во время сенокоса нас кормили, давали супчик. Порой это была наша единственная пища за день. Так что ради этого супчика мы с охотой
шли на работу, а после обеда нам, детям, давали небольшой отдых. Ведь у наших матерей сердце от боли за нас надрывалось, видели они, как мы устаем. Когда рожь жали оставалось много колосков, но нам строго было наказано их не брать, поэтому нас после работы всех обыскивали. Беда была, если что находили, нас, детей, наказывали, а взрослых сразу арестовывали. Сколько людей в селе от голода умерло, просто жуть, и мои дедушка с бабушкой тоже умерли. А нас, детей, мама спасла, смогла уберечь от смерти. Как она только не выкручивалась, ездила в Саранск и там обменивала овощи, которые выращивали на собственном огороде, на продукты. Помню, привозила она жмых от масла, называлась это колба, и давала нам по кусочку сосать, и тем самым мы перебивали голод. Еще привозила шелуху гречневую, которую перемешивала с лебедой и пекла хлеб. А еще помню, как собирали на полях гнилую картошку, из нее мама пекла лепешки. Теперь все думаю, как она смогла, чего ей это стоило – моей мамочке, Лукерье Петровне Трямкиной. Страшное было время. Сколько же нашим матерям пришлось испытать, надрываться, работать, чтобы детей сохранить.
Низкий поклон всем матерям военного времени.
Плохо помню, как узнала о Победе, у нас в селе не было радио. Помню только всеобщее ликование, как все радовались, плакали и смеялись одновременно. Вернулся папа с войны и нам стало полегче жить. В 1950 году приехали по вербовке на Сахалин в село Танги, там я работала в столовой поваром. В 1954 году вышла замуж и переехала в Александровск-Сахалинский, где 25 лет отработала в инфекционном отделении санитаркой. Сейчас на заслуженном отдыхе».